Отказ в защите права как санкция за злоупотребление правом

Нарушение специального запрета на недобросовестное правоосуществление влечет, исходя из внутренней логики любой правовой нормы, определенные гражданско-правовые последствия. Не является исключением в этом плане и ст. 10 ГК РФ, п. 2 которой в качестве такого последствия предусматривает возможность для суда «отказать лицу в защите принадлежащего ему права».

Однако поскольку среди как ученых, так и судей отсутствует единообразное понимание сущности и назначения данного института, то на практике это приводит к тому, что отказ в защите права понимается и, соответственно, применяется в самых различных формах: отказ в иске, лишение права, понуждение ответчика к совершению какого-либо действия или воздержанию от действия, а также в признании сделки недействительной. Каждая из этих форм требует осмысления и оценки.

Подобная санкция вытекает из общеправового принципа справедливости, поэтому она может быть использована вне зависимости от характера общественных отношений и метода их правового регулирования, т.е. не только в сфере гражданско-правовых отношений.

В литературе указывается, что отказ в защите права изначально получил развитие в гражданском праве, а затем был заимствован другими отраслями права. Нормы, посвященные последствиям отдельных видов злоупотребления правом, обнаруживаются в различных правовых институтах:

а) возможность лишения права, послужившего средством злоупотребления, предусматривается Семейным кодексом РФ (ст. 69, 141 СК РФ);

б) в гражданском праве устанавливается возможность лишения права, послужившего средством злоупотребления, в форме ограничения гражданско-правовой дееспособности (ст. 30 ГК РФ);

в) процессуальное законодательство предполагает возможность возложения на злоупотребившее лицо обязанности по возмещению судебных расходов (ч. 2 ст. 111 АПК РФ) и обязанности по предоставлению денежной компенсации за потерю времени (ст. 99 ГПК РФ);

г) за злоупотребление правом предусмотрены отдельные виды уголовного наказания (ст. 201, 202 и 285 УК РФ) и другое.

Как видно, это неординарная санкция не наличествует напрямую в способах защиты гражданских прав, перечисленных в ст. 12 ГК РФ. Однако она может быть классифицирована и субъективно отнесена, например, к признанию отсутствия права. С такой постановкой вопроса согласны не все цивилисты. М.И. Брагинский считает, что отказ в защите права нельзя отождествлять с требованием о признании отсутствия или наличия права.

Так, при признании оспоримой сделки недействительной, пишет ученый, считает место иск о преобразовании: существующее между сторонами договорное правоотношение в силу решения суда становится недействительным со всеми вытекающими отсюда последствиями; при ничтожности сделки речь идет об иске о признании наличия факта, с которым закон связывает ничтожность сделки. Отказ в защите, делает автор вывод, укладывается в рамки первого выделяемого в ст. 12 ГК РФ способа защиты - «признания прав», что по самой своей природе означает в равной мере признание наличия или отсутствия права.

Анализируемая санкция ст. 10 ГК РФ с равным успехом может быть отнесена к пресечению действий, нарушающих право, либо к прекращению правоотношения. Было бы логичным вообще не включать исследуемую санкцию ни в один из перечисленных в ст. 12 ГК РФ способов и оставить, поскольку перечень незакрытый, в «иных» способах защиты права.

Согласно п. 2 ст. 10 ГК РФ в случае несоблюдения требований, предусмотренных п. 1 ст. 10 ГК РФ, суд, арбитражный или третейский суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права. Необходимо ответить на вопросы: - что означает "отказ в защите права"; - может ли суд на основании п. 2 ст. 10 ГК РФ, к примеру, отклонить возражения ответчика по мотиву злоупотребления правом, после чего удовлетворить иск; - можно ли говорить о том, что суд в этом случае откажет ответчику в защите его права? По мнению П.Ф. Елисейкина, да, так как "нельзя... упускать из виду, что правом на получение судебной защиты обладает не только истец, но и ответчик, хотя и не он обращается в суд". Аналогичное мнение принадлежит О.А. Поротиковой, толкующей "отказ в защите права" в том числе как "удовлетворение судом требований, заявленных потерпевшими лицами".

При этом отказ в защите права следует отличать от лишения охраны права, что может проявляться, например, при заявлении о пропуске срока исковой давности по защищаемому праву. М.М. Агарков справедливо писал, что лишение гражданского права охраны может иметь двоякое значение. Оно, во- первых, может означать, что данное право охраняться больше не будет, т.е. право прекращается (например, если собственник осуществлял свое право собственности на жилой дом в противоречии с его социально-хозяйственным назначением, то он утрачивал это право). Во-вторых, лишение права охраны может означать, что конкретное осуществление права рассматривается как противоправное действие.

В данном случае если имело место требование, обращенное к другому лицу, то суд отказывает в удовлетворении этого требования. Если пользованием права был причинен вред другому лицу, то такое правопользование, по мнению ученого, служит основанием для наступления гражданско-правовой ответственности.

Таким образом, лишение права охраны могло означать, по мнению М.М. Агаркова, либо утрату этого права, либо лишение защиты данного конкретного проявления права с сохранением самого субъективного права.

При этом ученый не отрицал возможности применения к лицу, нарушившему обязанность осуществлять права в соответствии с их социально-хозяйственным назначением, мер гражданско-правовой ответственности.

В.П. Грибанов считал, что отказ в защите права отвечает признакам гражданско-правовых санкций, но имеет относительно- определенный характер, и вывел в связи с этим формы отказа в защите права, которыми могут быть:

а) отказ в принудительном осуществлении права;
б) отказ в конкретном способе защиты права;
в) лишение правомочий на результат, достигнутый путем недозволенного осуществления права;
г) лишение субъективного права в целом и другое.

М.И. Цукерман предлагал по этой же проблеме для применения в качестве юридических последствий нарушения пределов осуществления субъективных гражданских прав дополнительно следующие меры:

а) возмездное прекращение субъективного гражданского права;
б) принудительную передачу имущества во временное возмездное пользование государственных или общественных организаций - временное ограничение отдельных правомочий собственника;
в) признание сделки недействительной с возвращением сторон в первоначальное положение и возмещением причиненных убытков виновной стороной.

Таким образом, по мнению ряда цивилистов, отказ в защите должен носить активный характер и не ограничиваться пассивным поражением лишь заявленного требования. Нетрудно заметить, что санкция за злоупотребление правом не входит в нормы ни деликтной, ни кондикционной ответственности, ни ответственности по обязательствам. Она своеобразна, и это своеобразие обусловило возникновение ряда вопросов непосредственно к юридической конструкции санкции ст. 10 ГК РФ как возможности суда ее применить.

Отсутствие обязанности для суда, по мнению, например, В.И. Емельянова, означает возможность суда встать на сторону лица, злоупотребившего правом, т.е. правонарушителя. Такое понимание санкции, на наш взгляд, недопустимо, поскольку как любая норма априори не может содержать в себе право кого бы то ни было на злоупотребление, так и санкция ст. 10 ГК РФ не представляет таких полномочий суду. А если исходить из логики В.И. Емельянова, то санкция ст. 10 ГК РФ должна звучать следующим образом: «Суд обязан отказать лицу в защите принадлежащего ему права».

Такая ли уж это обязанность «во благо»? Не станет ли подобная формулировка «гарантией» судебного произвола? Вероятнее всего, что за «возможностью» отказа кроется нечто другое, чем просто «право» суда встать на сторону правонарушителя. Т.С. Яценко в этой же связи пишет: «Анализируя санкцию статьи 10 ГК РФ, нельзя не отметить ту критику, которой она подвергается со стороны практических и научных работников. Неудачной считается формулировка пункта 2 статьи 10, которая лишь предоставляет право, но не возлагает обязанность на судей в случае злоупотребления правом отказывать в его защите. Получается, что совершение злоупотребления правом в случае соответствующего решения суда может остаться без последствий для управомоченного субъекта, то есть безнаказанным».

Исходя из указанных критериев отказа в защите права как особого вида правовой санкции, можно установить его место в ряду "иных мер, предусмотренных законом" (как это предусматривается п. 2 ст. 10 ГК РФ).

Во-первых, отказ в защите права не должен восприниматься в качестве отказа от конкретного способа защиты, поскольку суд отказывает не в применении способа защиты (который к тому же был осуществлен истцом недобросовестно), а лишает истца возможности осуществить право на иск в принципе. Лишение недобросовестного субъекта права на предъявление иска уничтожает возможность применения судебных способов защиты прав, в том числе и поименованных в ст. 12 ГК РФ.

Во-вторых, отказ в защите права не может расцениваться и как разновидность лишения правомочий на результат, достигнутый путем недозволенного осуществления права. Отказ в защите права не может привести к динамике правомочий на результат недобросовестного поведения, а лишь ограничивает право недобросовестного лица на защиту его нарушенных интересов в связи с уже возникшими правомочиями. В одном из случаев чрезмерно высокие штрафные санкции за односторонний отказ от исполнения договора (30% от суммы договора), определенные условиями договора, были расценены судом как злоупотребление правом и истцу было отказано в иске. Он действительно лишился правомочий на результат (не получил неустойку в обозначенном размере).

Но предметом определения суда являлся не размер неустойки, а отказ истцу в праве оспаривать правомерность этого условия, хотя размер неустойки, безусловно, имел значение для квалификации этого условия договора в качестве факта злоупотребления правом.

В-третьих, лишение права на предъявление иска совершенно не означает, что недобросовестный субъект лишается субъективного права в целом. В литературе указывается на опасность такой оценки, которая составляет угрозу стабильности и определенности гражданских прав, угрозу судейского произвола, может привести к аннулированию любых прав ссылкой на недобросовестность их носителей. А.В. Волков отмечает, что "такая опасность действительно есть, но только в том случае, если границы "отказа в защите" расширяются до границ "нападения", т.е., по существу, когда придаются этой санкции признаки юридического "вершителя судеб" вплоть до лишения субъективного гражданского права. Это недопустимое свойство анализируемой правоохранительной меры".

В-четвертых, отказ в защите права никак не может принимать форму отказа в принудительном осуществлении права, как на это указывал В.П. Грибанов.В литературе в качестве обоснования такой возможности приводится случай, когда осуществляемое право основывается на недействительной сделке. Если ответчик заявляет о злоупотреблении правом со стороны истца, то для защиты прав ответчика нет надобности признавать сделку недействительной, суду достаточно применить ст. 10 ГК РФ и отказать в иске. Но в данном примере объектом определения суда является не отказ в принудительном осуществлении права на признание сделки недействительной, а собственно отказ в возможности использования такого способа защиты права, как признание сделки недействительной.

Принудительное осуществление права на признание сделки недействительной является способом защиты, поименованным в ст. 12 ГК РФ, а отказ в защите права - санкцией, которая в силу своей специфики не может быть отнесена ни к одному из поименованных в ГК РФ способов судебной защиты, так как "она работает на "верхнем этаже охранительных гражданско-правовых мер".

В-пятых, совершенно неприемлемо сопоставление отказа в защите права с применением мер ответственности. Необходимо заметить, что применение мер ответственности абсолютно не исключено п. 2 ст. 10 ГК РФ в редакции ФЗ N 302, поскольку при выявлении признаков недобросовестного поведения (злоупотребления правом, шиканы, обхода закона и др.) данная норма, кроме отказа в защите права, предполагает возможность суда по собственной инициативе применять иные меры, предусмотренные законом.

К числу таких мер, в частности, кроме возмещения убытков могут быть отнесены: признание сделки недействительной; возврат исполненного по сделке; реституция по недействительной сделке; принудительная передача имущества во временное возмездное пользование государственных или общественных организаций; временное ограничение отдельных правомочий собственника; присуждение к исполнению обязанности в натуре; взыскание неустойки, а также другие юрисдикционные способы защиты гражданских прав, предусмотренные гражданским законодательством.

Современная редакция ст. 10 ГК РФ основывается на вполне устоявшихся представлениях как юридической доктрины, так и судебно-арбитражной практики о том, что отказ в защите прав должен быть реализован не только пассивным поражением заявленного права требования, но также должен иметь активный характер. Эта санкция предполагает практически неограниченное усмотрение суда и предоставляет ему возможность в зависимости от конкретных обстоятельств дела применить практически любые меры гражданско-правовой ответственности, а также и иные способы защиты гражданских прав, поименованные в ст. 12 ГК РФ.

Вместе с тем отказ в защите права имеет много общих черт с правовой природой натуральных обязательств. Существование обязательств, не обеспеченных исковой защитой, имеет корни еще в римском праве. Возможность параллельного одновременного существования материального права и права на судебную защиту до принятия Гражданского кодекса 1994 г. в отечественном гражданском праве отрицалась. Однако современное гражданское законодательство вполне допускает существование обязательственных требований, не гарантированных возможностью применения силы государственного принуждения. С точки зрения правовой природы право на судебную защиту представляет собой одно из правомочий субъективного права - правомочие на притязание (т.е. на возможность предъявления обязанной стороне требований, обеспеченных государственным принуждением).

С.С. Алексеев определяет притязание как правомочие, входящее в состав субъективного права и выраженное в возможности привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица. Являясь продолжением субъективного права, такое правомочие имеет иного адресата и иное содержание (требование об исполнении обязанности при помощи этого государственно-принудительного воздействия). Л.С. Явич определял притязание как меру требования управомоченного лица к обязанному через уполномоченный государственный орган.

Суть проблемы сводилась к тому, что советская юридическая доктрина признавала целостность состава субъективного права, в котором изъятие хотя бы одного из его элементов приводило к его прекращению. В первую очередь подобное отношение к данному вопросу было связано с отсутствием в советском законодательстве деления сделок на ничтожные и оспоримые, и применение подобного подхода служило средством обеспечения интересов кредиторов, позволяя оказывать более эффективное воздействие на неисправного должника.

Современный законодатель совершенно справедливо посчитал, что применение институтов ничтожности и оспоримости сделок в этом отношении более эффективно, так как ничтожность сделок позволяет обеспечить охрану интересов кредитора непосредственно законом, тогда как оспоримость сделки направлена на учет материального интереса сторон обязательства.

В обязательствах, не обеспеченных (лишенных) исковой защитой, субъективное право "ослаблено" отсутствием возможности обращения к государственным органам в случае необходимости восстановления нарушенного права. Поэтому Д.Д. Гримм называл такие обязательства неполными в том смысле, что они рассчитаны на добровольное исполнение должниками своих обязанностей. Этим они коренным образом отличаются от отношений, связанных с совершением недействительных, в том числе и противозаконных, сделок, которые порождают лишь последствия, связанные с их недействительностью, которая лежит в их основании.

В силу отсутствия в подобных обязательствах правомочия на судебную защиту, т.е. на возможность апелляции к государственному органу, не являющемуся субъектом обязательства, они традиционно именуются натуральными (неисковыми) обязательствами (obligationes naturales). К их числу относятся:

1) обязательства, в отношении которых судом применена истекшая исковая давность (ст. 199 ГК РФ);

2) обязательства, изначально в силу материального права не обеспеченные судебной защитой (например, обязательства из рисковых сделок игр и пари, а также обязательства по выплате так называемых гонораров успеха);

3) обязательства, потерявшие судебную защиту в силу действия норм процессуального права, не связанных с истечением исковой давности (ст. 150, 151 АПК РФ);

4) обязательства, которые изначально не были обеспечены судебной защитой (в силу норм процессуального права), но при наступлении определенных юридических фактов получают судебную защиту (ч. 2 ст. 148 АПК РФ).

Возможность продолжения существования обязательственного материального права после прекращения действия правомочия на судебную защиту подтверждается и законодательством. Статья 206 ГК РФ предполагает возможность произведения исполнения после истечения срока исковой давности. Правило п. 1 ст. 199 ГК РФ презюмирует продолжение существования права вне зависимости от истечения срока исковой давности, а ст. 1109 ГК РФ предполагает возможность передачи имущества и после истечения срока исковой давности.

Для реализации отказа в защите права существование материального субъективного права, подлежащего защите, имеет принципиальное значение, поскольку правомочие на защиту представляет собой факультативное правомочие в субъективном праве, которое может быть реализовано только в случае наличия нарушения этого права. Для возможности применения отказа в защите права имеет значение прежде всего не содержание или состав субъективного права, а его реальное существование. Наличие или отсутствие судебной защиты данного правомочия составляет дополнительный правовой механизм в существовании материального права, имеющий охранительное содержание. Поэтому изначальное отсутствие права на судебную защиту в составе субъективного права, связанное с правовой природой обязательства, или его прекращение в силу закона не отрицают и не прекращают существование права.

Прекращение права на судебную защиту может быть установлено только императивно, так как в силу п. 1 ст. 46 Конституции РФ оно гарантировано каждому лицу, и не может быть отменено в диспозитивном порядке, например, соглашением субъектов обязательства или сторонами сделки (см., например, ст. 198 ГК РФ). При отказе в защите права как санкции за недобросовестное поведение в смысле ст. 10 ГК РФ прекращение возможности судебной защиты является исключительной компетенцией суда.

В этом заключается основное отличие правового режима отказа в защите права от изъятия права на судебную защиту в натуральном обязательстве, в котором правомочие на судебную защиту исключено законодателем ex ante в силу специфики правовой природы обязательства (игры и пари) или состояния субъективных прав (истечение срока исковой давности). Содержание отношений субъектов натурального обязательства не предполагает необходимость гарантирования их исполнения силой государственного принуждения, а, напротив, допускает необходимость субъектам такого обязательства самостоятельно нести бремя рисков, возникающих в связи с его исполнением.

В отличие от натурального обязательства отказ в защите права, наоборот, основывается на существовании права на судебную защиту, которое в силу выявления судом признаков недобросовестности поведения со стороны обладателя права на защиту может быть не удовлетворено судом, что совершенно не означает, что само субъективное право, подлежащее защите, прекращает свое существование. Право на судебную защиту практически блокируется волевым действием судебного решения по принципу ex post, который "делегирует основную долю политико-правовой оценки соответствия конкретных договорных условий оценочным стандартам судам, рассматривающим конкретный спор".

По существу, необходимость в отмене права на защиту как в конструкции ex ante, так и в модели ex post имеет практически единое политико-правовое основание - установление баланса интересов сторон с учетом доминирующих в обществе и предпринимательской среде морально-этических и нравственных принципов.

И если в случае натурального обязательства изъятие из состава субъективного права правомочия на защиту направлено на устранение государства из отношений по разрешению возможного конфликта субъектов обязательства, то при отказе в защите права оценка содержания категорий "недобросовестное поведение" и "злоупотребление правом" осуществляется судом, который уже выступает не только в роли государственного органа правосудия, но и моделирует нравственные устои общества.

В этих случаях именно суд, а не законодатель своим решением определяет меру добросовестности (или безнравственности) поведения и определяет ориентиры эталона поведения, рекомендуемого участникам гражданского оборота в каждой конкретной модели правовых отношений.